Статьи - Воспоминания выпускников - Ночные приключения на озере Суола-Ярви

«Моим  братьям  питонам 33 класса
и   34   выпуска  посвящается .…»
вице-старшина 2 ст. А.Е.Калинин

Ночные приключения на озере Суола-Ярви

     Успешно сдав все экзамены и будучи зачисленными воспитанниками в славное, единственное в мире Ленинградское Нахимовское военно-морское училище, мы в начале августа 1980 года организованно, с гордостью и достоинством убыли с Финляндского вокзала в военный летний лагерь училища.

     Лагерь находился в 84 километрах на северо-запад от Ленинграда в сторону Выборга на Карельском перешейке и располагался на западном берегу Нахимовского озера, которое ранее носило название Суола-Ярви (перевод слова suulajärvi с финского на русский не понятен).
     Наше озеро вытянулось узкой полоской в 12,1 километров и было в наиболее широкой своей части всего 2 километра.
   Я предположил, что озеро получило свое название в нашу честь, но оказалось, что оно было переименовано в честь адмирала П.С.Нахимова, хотя и в связи с нахождением на его берегу в то время наиболее значимого объекта - летней учебной базы и военного лагеря Нахимовского училища.
     Немного позже, только в 1948 году, на противоположном берегу озера появились первые переселенцы, приехавшие в разрушенную и опустошенную войной финскую деревню Кауколемпияля, на месте которой и выросло нынешнее Цвелодубово, рядом с уже организованным пионерским лагерем Северного флота.
   Нам понравился Нахимовский лагерь, т.к. он располагался в живописном бору, с высокими корабельными соснами и кажется с самым удобным на озере песчаным пляжем, оборудованным деревянным пирсом, позволяющим швартоваться к нему не только нашим скромным плавсредствам, но даже катерам.
    На берегу у пляжа были построены несколько строений и шкиперский ангар Базы военно-морской подготовки ЛНВМУ. Рядом с ними мы и осваивали азы военно-морской науки, изучая устройство, вооружение и снабжение нашего первого боевого корабля - вытащенного на берег маленького 4-х весельного яла с поднятыми парусами, кливером и фоком. Нахимовцы изучали и сдавали зачеты по флажному семафору, клотику (световая связь по азбуке Морзе), простейшие такелажные работы и совершенствовали витиеватое искусство вязания морских узлов.

     Вполне очевидно, что названная база, наряду со столовой и казармой, стали нашими самыми любимыми местами в лагере. Но все-таки больше всего нас тянуло к пирсу, т.к. в то время мы еще даже не начали исчерпывать нескончаемый запас своей флотской романтики, задора, юношеского максимализма и оптимизма. Ведь некоторым из нас тогда еще не было и пятнадцати лет. Юные пятнадцатилетние капитаны, будущие лихие командиры боевых кораблей и подводных лодок славного Военно-Морского Флота.
     В служебной характеристике на Павла Степановича Нахимова командир фрегата «Крейсер» М.П.Лазарев написал «…Душою чист, и любит море». Эту ставшую крылатой фразу тогда можно было применить к большинству из нас. «Солнышко светит ясное, здравствуй страна прекрасная…!» - слова из задорного марша точно характеризовали наше настроение тогда.
     Естественно мы относились к настоящей военно-морской шлюпке и хождению по озеру на ней, как к таинству, несмотря на сложности в приобретении навыков управляться с длинными 4-метровыми, с тяжелеными вальками, веслами от ялов, рассчитанными на здоровенных лихих матросов с линейного корабля «Азов», когда на нем старшим на борту был адмирал Д.Н.Синявин, кораблем командовал капитан 1 ранга М.П.Лазарев, а офицерами служили лейтенант П.С.Нахимов, мичманы Е.В.Путятин и В.А.Корнилов и гардемарин В.И.Истомин. И это таинство начиналось с пирса, поскольку на него можно было ступить только босиком, аккуратно поставив свои «гады» у его корня. Даже по казарме ходишь в ботинках, а по пирсу – строго только босиком!
     Поэтому пирс, как и наши шлюпки, содержались в идеальной чистоте и порядке и наши офицеры-воспитатели даже любили стирать жесткими щетками на нем хозяйственным мылом свои кремовые рубашки. Нам же позволено было стирать только в уличных открытых умывальниках, с покатыми крышами на голубых столбах, расположенных слева от казармы 2 роты.
     Так как я решил стать флотским офицером еще в 3 классе, а поступать в Нахимовское еще в 7 классе, то отец, офицер медицинской службы военного санатория г.Бад-Эльстер Группы советских войск в Германии, мечтавший, чтобы я поступал в Военно-медицинскую академию, поставил передо мной условие – свидетельство о восьмилетнем образовании с отличием и крепкая физическая форма.
     Эта подготовка и позволила мне сразу в карасевском лагере попасть в состав спортивной шлюпки 3 роты.
     Подобные спортивные шлюпки было организованы и в соседних 1 и 2 ротах от 12-го и от 21-го классов. Однако моей подготовки хватило только на занятие места гребца №5 - правого бакового, тем более, что с моим ростом 185 и весом аж в 82 кило на место старшины шлюпки, на книце правого борта, я претендовать ну никак не мог. Для этого величавого трона у транцевой доски была подготовлена целая плеяда флотоводцев – Олег Гущин, Костя Павлов, Володя Чушкин, Юрик Подунов…, которые великолепно справлялись со своими обязанностями. Однако мне льстило то, что баковыми назначаются наиболее ловкие и проворные военморы.
     Итак, сформировалась группа спортсменов 33 класса: загребные – приморские товарищи - крымчане монументальный Костя Федотко, старшина нашего 33 класса, и великан Серега Клименко, будущий бессменный стяговщик (знаменщик) нашего училища командир 1 отделения класса, средние – питерцы спортсмены-перворазрядники Юра Алексеев и гребец Андрей Романовский, ну а баковыми пристроились я и хоккеист Олег Длубогорский.

     Хочется сказать несколько слов о наших тренировках на спортивном яле.
   Как я уже упоминал, из команд нахимовцев нашего набора по итогам общеучилищных гонок были отобраны три, от каждой роты по одной, показавших наилучшие результаты, которым и был присвоен статус спортивных. Это позволило нам раз в день в определенное время самостоятельно тренироваться на озере и использовать спортивный ял.

    Спортивная шлюпка представляла из себя обычный 6-весельный ЯЛ-6, из которого были убраны для уменьшения веса все рыбины и часть решетчатых люков, а также рангоут, парус с рейком и другие элементы снабжения. На нем для гребцов были смонтированы вместо упорок для ног специальные подставки в виде кожаных башмаков, в которые вставлялись стопы. На штатных баночках были оборудованы специальные неподвижные высокие фанерные сидения, обитые пластиком голубого цвета. Но самое главное - это особые весла: легкие, совсем без вальков и с расширенной лопастью. В таком исполнении ял был значительно легче, и установленную дистанцию в 2 км. мы проходили гораздо быстрее. Что позволило нам в питонском лагере через год выполнить норматив 1 спортивного разряда по гребле.
     Но у удовольствия ходить на спортивном яле была и обратная нелицеприятная сторона! Дело в том, что в отличие от академических лодок, где сиденье-слайд перемещается вместе с гребцом по специальным направляющим, по фанерным сидениям нам все время приходилось ездить на собственных задницах. Что приводило к неотвратимому образованию водяных болезненных мозолей. Они были и на руках. Раньше я себе даже не представлял, что мозоли можно натереть не только на коже у оснований пальцев, но и на ладонях и на большом пальце. Внутренняя сторона рук по началу представляла собой сплошную рану сорванных мозолей, которую мы обильно заливали йодом после каждой тренировки. Но что делать с мозолями на 5 точке? Кожа там естественно была более нежная и заживала медленно. И тогда наши сообразительные средние Юра и Андрей придумали способ врачевания – они уходили в укромное место лагеря и загорали по форме «0», выставив пострадавшие «сахарницы» солнечным лучам. Раны подсыхали. А на руках со временем образовались уже мозолистые наросты, которые уже стали под стать веслам - заскорузлыми.

     Итак, дело было, как я уже указывал выше, в 1980 году, теплой августовской ночью.
    Мой 33 класс исполнял обязанности дежурного взвода училища. В районе 3 часов ночи дневальный по казарме 3 роты разбудил меня и моих товарищей по шлюпке и передал распоряжение одеваться для следования на шлюпочную базу лагеря.
    На стоящих в казарме 3 роты в один ярус койках мирно посапывали наши товарищи, до подъема было еще прилично времени, команду шлюпки дежурного взвода еще никогда никуда не привлекали и стало непонятно, что происходит и очень хотелось обратно под уютное синее с тремя черными полосками в ногах шерстяное одеяло. Удивило и то, что рулевого нашей спортивной шлюпки Юру Подунова приказано было не брать, но взять с собой бушлаты. На руле пойдет помощник офицера-воспитателя 34-го класса мичман Виктор Иванович Болбас.
     Приказ есть приказ и его мы обязаны выполнить быстро, точно и в срок. Хотя мы и не военнослужащие, но зато самые счастливые на свете парни, вот уже пару недель носящие гордое имя нахимовцев.
Не проснувшись еще окончательно, тем не менее, мы быстро оделись и побрели по дороге между сосен мимо столовой к шлюпочной базе.
  Была тихая звездная ночь, лицо приятно обдувал бодрящий ветерок, разметавший полчища прожорливых, всем известных своей кровожадностью карельских комаров, и на душе было спокойно. Лагерь, хоть и в лесу, но был уже обнесен глухим 2-метровым деревянным забором, а на КПП под смешными четырехугольными грибками, похожими на такие же над стандартными детскими песочницами в советских дворах, чутко несли службу наши братья - нахимовцы, вооруженные противогазами и военно-полевыми телефонами ТАИ-43, образца 1967 года, созданными на базе трофейных немецких полевых телефонов.
  На пирсе Виктор Иванович скомандовал погрузить в шлюпку рангоут, что еще больше внесло замешательство в наши головы. Зачем рангоут, мы что ночью в темноте будем под парусами ходить, да еще при таком свежем ветре? Парни на неделе лихо выполнили «поворот фордевинд» посредине озера, а фок не свернули к мачте вовремя и потом долго болтались в воде, пока их не выловили! Но это было днем, вода теплая, на пирсе куча народа наблюдала! Было у нас конечно и подозрение об искусственном «кораблекрушении», т.к. свободно купаться нам не разрешали, а погода стояла жаркая и таким образом наши перевертыши наплескались в тот день вдоволь! Но сейчас ночь, вахтенный как обычно спрячется в рубку на срезе пирса и либо закемарит, либо будет с комарами воевать (бывало за вахту он набивал их до 300, их в Карелии, к слову, 30 видов!). Да и не видно ничего! Может это такой вид тренировки? Ведь нахимовцу, даже в карасевском звании, море по колено! А почему тогда паруса не берем? Вопросов стало еще больше, а Иваныч молчит и какой-то взволнованно-деловой…
     Чувствуем, рассусоливать некогда, готовимся к отходу.
   Спустившись в шлюпку, я сел на свою банку. Полетели команды: «Протянуться», «Оттолкнуть нос», «Уключины вставить», «Весла разобрать» и наконец, команда «Весла». Я поднял свое весло с тремя зелеными кольцами на вальке и вставил его в уключину.
Наш командир скомандовал: «На воду!» и мы все заученным движением одновременно, равняясь по загребным, занесли лопасти к носу, развернули их и быстро, резко и одновременно опустили в воду. Наш ял, тоже, наверное, проснувшись, нехотя и тяжело начал приподнимать свой нос над водой и заскользил в неизвестность и темноту к противоположному берегу.
     В лучах фонаря пирса я пытался всмотреться в лицо нашего мичмана и понять, цель нашего похода.
     Виктор Иванович, в черной пилотке и оранжевом спасательном жилете без рукавов, сидел на кормовом сиденье, держа румпель. Лицо его было спокойно, решительно и серьезно. Мичман Болбас, хотя и не был непосредственным нашим командиром, но сразу сумел завоевать к себе наше расположение и уважение, т.к. был еще достаточно молодым человеком, лет около 25, но при этом уже настоящим морским волком, знавшим ответы на все наши многочисленные вопросы. Он держался с нами открыто, доброжелательно и обладал необходимым каждому настоящему моряку чувством юмора. Высокий, подтянутый, мускулистый, с правильными, приятными чертами лица, улыбчивый и интеллигентный, сейчас бы сказали, что он обладал харизмой. Поэтому распространенная среди нахимовцев забава давать прозвища нашим командирам и преподавателям, невзирая на его необычную фамилию, его не коснулась. Кстати, фамилия Болбас, несмотря на свое как бы прибалтийское звучание, была известна на Руси давно и принадлежала деятелям из русского новгородского дворянства во времена Ивана Грозного, имевших власть и почести.
    Когда мы дошли до середины озера, поднялась приличная волна, даже с гребнями, брызги полетели через планширь, ял начало мотать и крутить, сон прошел окончательно, и я ненароком вспомнил о крутом, коварном и непредсказуемом нраве Суола-Ярви, о котором слышал от старожилов лагеря.
     Местные рыбаки рассказывали: «Бывает так – озеро, вроде, гладкое, как зеркало, на небе ни облачка, в воздухе – ни ветерка. И вдруг – будто черти куролесят: из ниоткуда поднимаются огромные волны – метра полтора-два высотой. Озеро кипит и неистовствует – такие шторма даже в Финском заливе редкость. А потом враз успокаивается – и снова как зеркало. Страшно! Тут и обделаться не стыдно, когда тебя вместе с лодкой на противоположный берег выкидывает, прямо на сосны».
    Я никогда не видел в расположенной на берегу озера д.Цвелодубово, куда мы сейчас держали курс, мемориала, на котором были выбиты 12 девичьих фамилий и простая эпитафия: «Здесь похоронены пионеры, погибшие при аварии понтонной баржи на озере Суола-Ярви 18 августа 1945 года». Но слышал о нашем тихом Нахимовском озере, что его наиболее впечатлительные местные жители называют: «Безмятежное озеро смерти!».
     Вдруг меня осенило, а трагедия-то произошла в этот же самый августовский месяц ровно 35 лет назад, когда в гости к нахимовцам с ответным визитом переправлялась через озеро делегация из девочек 14 лет старших пионерских отрядов лагеря Северного флота!
     Я понимал, что при сильном ветре, дующем от берега, на середине озера большие волны образуются из-за высоких берегов, поросших здоровенными соснами. Эта особенность озера и погубила девушек. Когда лодка достигла бурной части, из под ее носа начали лететь обильные брызги, девочки испуганно бросились на корму к мотористу. Корма зачерпнула воду, и не обладающая запасом плавучести лодка стремительно затонула. А никаких спасательных средств припасено тогда не было. И тогда по спине у меня неприятно побежали предательские мурашки…
    Стоп! Мы-то не девчонки-пионерки, а военные моряки, у нас надежный добротный ял, а не хлипкая трофейная немецкая раскладная десантная лодка с мотором, и у нас у всех белые пенопластовые жилеты, утонуть в которых невозможно и вдвоем!
   Грудь моя наполнилась гордостью, даже дыхание ненадолго перехватило, тревожные мысли улетучились. Однако эта моя минутная слабость отвлекла меня от основного нашего занятия – гребли, а «море» этого не прощает и я тут же, потеряв ритм, поймал на волне «щучку», просвистел лопастью своего весла над средним и загребным веслами моих товарищей и на обратном ходу, несмотря на то, что баковым достаются самые короткие весла, больно толкнул его рукоятью в спину Андрея Романовского.
     Андрюха недовольно что-то пробурчал, полуобернувшись ко мне, но и без этого я поспешно выровнял весло и присоединился к общим усилиям. «Дваааааа - Раз, Дваааааа - Раз».
    Быстро мы преодолели привычное расстояние в пару километров и вот они уже совсем близко огни пионерлагеря.
     Подходим к берегу. И во всей красе, наконец, обозреваем причину нашего ночного опасного морского предприятия.
    Недалеко от берега из воды торчали трубы старого пирса, настил с которого давно сняли. Поэтому трубы возвышались из воды совсем не значительно, максимум на полметра, частью их уже совсем не было, некоторые были под водой.
   И вот на эту военно-морскую подставу, активно с флотским задором набирая ход мощным 6-цилиндровым мотором, налетел наш училищный 8-местный деревянный катер типа «Стриж», отходя от берега. Труба пробила у катера днище, совсем рядом с креслом незадачливого его капитана.
   Мы естественно не были свидетелями эмоций пассажирок нашего бравого командира после кораблекрушения и того, каким образом и в каком виде они форсировали 30-метровое расстояние до берега. Надеюсь, что их внутреннее состояние позволяло им с легкостью осуществить ночное непреднамеренное купание, т.к. катер сразу же после встречи с рогатым препятствием намертво застрял на нем, не рискуя далее участвовать в намечавшейся фантастической феерии.
     Я оказался ближе всех к месту крушения, т.к. наш ял пришвартовался правой скулой к раненному сородичу. Что позволило мне рассмотреть в полумраке место происшествия.
     Катер основательно сидел на «копье судьбы», как баран на шампуре. Корма его притонула, так что из воды торчал только его бак. Труба же оказалась не простая, а представляла из себя сваренные вместе целые три полых трубы, так что вполне подошла на роль тарана пентеконтора древних греков. Непрошенный гость вероломно вошел внутрь судна сантиметров этак на 50. Повезло, что труба пробила днище рядом, а не под сидением командира и что катер не затонул, т.к. глубина под ним была уже порядка 2 метров. Это произошло потому, что труба крепко застряла между его шпангоутов.
   Любителя ночных приключений на поверженном «крейсере» не оказалось, т.к. сидеть ночью в августовской водичке при наличии еще и «бодрого» ветерка – удовольствие так себе. Кто кого спасал при катастрофе история как всегда умалчивает, но к нашему прибытию все местные наяды были успешно спасены.
    С берега нас окликнул капитан-лейтенант В.И.Муравьев (впоследствии наш любимейший преподаватель кафедры военно-морской подготовки), который стоял среди нескольких местных жителей и мы, подойдя к берегу, взяли его на борт.
   Тогда Виктор Иванович, предложил действовать и попробовать сдернуть катер с трубы. Работа закипела. Мы привязали за нос катер к шлюпке и начали проявлять свои недюжинные способности в виртуозном обращении с веслом. «Утопленник» даже не предпринял попытки сделать вид, что собирается куда-то перемещаться с гостеприимного цвелодубовского «насеста».
    Но нахимовцы никогда не сдаются и своих не бросают! Поэтому из нашего лагеря вскоре подошла подмога - вторая шлюпка 33 класса с нахимовцами Сергеем Ковалевым, Олегом Мацулевичем, Мишей Кошкиным, мичманом Л.Караваевым, боцманом нашего лагеря, и капитаном В.Ф.Коровным, Геркулесом с кафедры физподготовки училища, мастером спорта, настоящим советским богатырем, бицепс которого был размером с две-три наши хлипкие ножки вместе взятые (позже, в училище он преподавал нам приемы рукопашного боя и показывал каты каратэ, которые в его исполнении выглядели призабавнейше).

     Наши товарищи с округлившимися глазами тут же включились в работу. Не даром мы взяли с собой рангоуты, ведь еще древние египтяне, как нам уверенно рассказывают историки, кантовали палками тяжелые камни на пирамиды по специальным настилам. Теперь в этой героической роли предстояло выступить и нам. Мы стали по бортам катера и загнали под него рангоуты, положив их на планшири. Смысл этой операции был приподнять предателя, стянуть с полюбившейся ему трубы и все-таки вывести его на чистую воду. Идея была гениальная, но в «морских» условиях непростая в исполнении. Наши неустойчивые и легкие ялы никак не хотели земереть на месте, а набравший воды великан только посмеивался над нашими тщетными попытками. Подъемной силы нам явно не хватало, рангоут был слишком короток и скользил по планширю. А на горизонте над соснами уже появились первые признаки приближающейся зари.
    Наш училищный Геркулес, в специальном гидрокостюме мокрого типа, ловко перебрался на утопленника и стал осматривать артефакт пирсостроения и степень катастрофы. Степень была значительная, даже очень. А рассвет приближался с неумолимой скоростью и с такой же скоростью рос неизбежный риск с первыми звуками горна оконфузиться не только перед всем пионерским сообществом, но и перед суровыми цвелодубовскими рыбаками, местными пенсионерами и дачниками всех мастей. И только перед прелестной половиной человечества, при умелой травле, произошедший конфуз легко можно было выдать за героические реалии военно-морской службы!
     И тогда, поняв что наше фиаско неминуемо, наш «древнегреческий» герой бросается в воду и начинает нелегкое дело перепиливания ножовкой ненавистной трубы. Его периодически сменяет мичман Л.Караваев.
     Позже, на флоте, я не раз слышал байку от бывалых моряков, что над молодыми часто подшучивали, отдавая им приказ напильником (заточить) отпилить лапу от 1- 2- тонного якоря. Но однажды молодой, но ловкий салага для выполнения «мудрого» приказа вооружил автоген и отхватил эту самую лапу. Скандал был не шуточный. «Посмеялись» от души все: и боцман, и помощник, и, конечно же старпом! Но этот салага не был героем, а наш Геркулес был!

      Между тем время шло, пионерлагерь проснулся, на берегу периодически стали появляться зеваки.
Когда дело подошло к обеду, наши отцы-командиры, увидев наши голодные осунувшиеся лица и втянувшиеся животы, решили нас покормить. Сотрудники пионерлагеря с радостью согласились и мы сошли на берег, оставив вахту.
    Юные внуки «Авроры» представляли из себя необычное зрелище. Мы естественно сошли на берег босиком, как и были в шлюпке. Из формы на нас были тельняшки, береты и брюки с ремнем. И в таком эксклюзивном виде мы с чувством достоинства зашли в столовую пионерлагеря. Неожиданно это чувство стало расти в нас с каждым нашим шагом, когда мы увидели завистливые, удивленные и уважительные взгляды юных пионеров.
    Быстро, организованно пообедав, мы вернулись к шлюпкам и приступили к фиксированию катера, чтобы он, после снятия с труб не затонул.
     Для этого мы, поставив по его бортам 2 шлюпки, с одного яла на другой перебросили над катером 2 рангоута, так, чтобы они располагались параллельно, пришкертовав последние за банки и за подуключены шлюпок. Под катер завели несколько тросов, закрепив их за рангоуты. Получился тримаран.
     Наше морское ночное плавание, как я понял, не было запланировано планом боевой и политической подготовки лагеря и наше мирно посыпохивающее командование узнало о столь героических усилиях по спасению реноме училища только после подъема. Поэтому вскоре после этого наша эскадра пополнилась еще одной шлюпкой.
     Трубы были окончательно перепилены, но катер продолжал сидеть на них, поэтому его необходимо было снимать. Для этого с внешних бортов шлюпок были выставлены весла. Капитан В.Ф.Коровный встал ногами на рангоуты над катером, взялся за веревки, заведенные под него, и с огромным усилием своих гигантских мускулов приподнял его нос, сняв с труб. Это была грандиозная картина поистине не менее эпичная, чем подвиги Геракла!! Виктор Иванович оперативно скомандовал «табанить!», мы дружно налегли на весла и пострадавший, наконец, расстался со своим обидчиком и вышел на чистую воду!
     Как только катер был снят с труб, мы завели под пробоину брезентовый пластырь. Однако он не плотно ее облегал, так как в Стриже было еще достаточно много воды.
  Поэтому было принято решение «затопить» шлюпки и тем самым приподнять катер. Затопление происходило следующим образом: в шлюпку набивается два состава гребцов, человек с 14, она притапливается, а тросы брезента выбираются до максимального натяжения. Когда гребцы покидают шлюпку, переходя в соседнюю – первая привсплывает, еще более натягивая трос, и приподнимая катер из воды. Затем тоже самое мы проделали со второй шлюпкой. И катер на натянутом брезенте приподнялся еще. После чего начали активно вычерпывать из него воду ведрами, т.к. пластырь вполне надежно закрыл пробоину.
    Когда воды в катере стало совсем мало, приступили к буксировке, которую осуществляла третья шлюпка на веслах, буксируя всю нашу компанию. Мы помогали ей внешними веслами нашего тримарана. В катере, вместо помпы, постоянно по очереди для отработки борьбы за живучесть и дабы не заняться еще и водолазными работами, находился кто-нибудь из нахимовцев и вычерпывал сочащуюся воду за борт.
     В общей сложности в тот день мы находились в «море», в зависимости от шлюпок, от 4 до 13 часов, а ветер был довольно свежий, поэтому впервые многих из нас потом качало по возвращению на берег. И особенным наслаждением было залечь раньше «отбоя» в кровати, т.к. участникам спасательной операции, в нарушение распорядка дня лагеря, это было разрешено.
     Как никто не заболел и не погиб в том приключении можно только уповать на Божье проведение и на удачу! В.Ф.Коровного долго потом работницы санчасти лагеря растирали спиртом.
     Всем участникам экспедиции рекомендовано было о ней забыть. Но к нашему 33 классу на занятиях по военно-морской подготовке отныне и до конца обучения сохранялось особенное благостно-доверительное отношение постоянного состава кафедры.

  Но иногда на занятиях, когда мы благодарно и с упоением слушали веселые байки нашего непревзойденного преподавателя и рассказчика Владимира Игоревича, особенно когда обсуждались вопросы правил подхода/отхода плавсредств от причала, на наших лицах невзначай появлялись предательские улыбки, навеянные воспоминаниями о ночном приключении на озере Суола-Ярви.

 

 

 

                                                                                                                                               спустя 40 лет, июнь 2020 г.

  Материалы к статье смотреть в разделе: Фотогалерея - Фото в стенах ЛНВМУ - лагерь, на нашем сайте

 

 

 

регистрация на сайте...
логин
пароль
вход

создано в
 Idea Studio